Оливер Кук хорошо, почти без акцента говорит по-русски. По его утверждению, он уже 5 лет занимается изучением российского судопроизводства, но меня заинтересовало не мнение американского коллеги о российской юстиции, а ответы на ряд вопросов об общих принципах демократического судопроизводства вообще европейского и американского, в частности.
— Вы в разговоре сказали, что завтра Вам нужно вылететь в США, т.к. послезавтра необходимо рассмотреть уголовное дело. Вам известно, о чем это уголовное дело? И как Вы успеете с ним ознакомиться, если явитесь в суд только утром в день слушания?
— Содержание уголовного дела я не знаю.
— Как же Вы будете судить, если ничего не знаете об обстоятельствах дела?
— А как же судить, если я заранее буду знать? У вас, как мне известно, судья заранее изучает обвинительные материалы следствия. Мне это непонятно. Как же тогда судить? И можно ли такой процесс назвать состязательным? Впрочем, кое-что я знаю до судебного заседания. Все «дело» перед слушанием состоит из одного листа, на котором — фамилия, имя ответчика (так в Америке называют подсудимого), адвоката, даты заседания, суммы залога, статьи кодекса. Вот и все.
Остальное я узнаю в суде состязательного процесса, когда обвинение и защита представят суду доказательства и обстоятельства дела. Судья также решает вопрос о допустимости доказательств. В ход процессе я не вмешиваюсь, а только слежу, чтобы не нарушали процессуальные нормы, «установленные правила игры сторонами и другими участниками процесса. Высший класс — когда судье не приходится вмешиваться в ход процесса и задавать вопросы ответчику и других лицам. Почти любой вопрос косвенно, а зачастую прямо определяет позицию судьи, что недопустимо. В российском процессе судья все время помогает прокурору, что меня поразило. У нас же нет подсудимого (он — ответчик), нет предварительного следствия для судьи и томов дела. Перед судьей стороны выкладывают свои аргументы, а он на свежую, не забитую материалам предварительного следствия голову, решает правовые вопросы.
— Какое значение имеет, как доказательство, признание ответчиком (подсудимым) своей вины? Имеет это какое-то особое значение при рассмотрении дела?
— По канонам американской юстиции признал — значит, в подавляющем большинстве случаев, виноват; но с одной существенной поправкой. Если мне станет известно, независимо из каких источников, что признание получено путем запугивания, угроз, посулов или, не к ночи будь сказано, избиением, если при задержании дознавателем или следствием нарушена хоть малая формальность, «оберегающая неприкосновенность личности», я даже не буду задаваться вопросом о том, виноват или не виноват ответчик (подсудимый), — дело будет прекращено немедленно. Сначала я исхожу из необходимости соблюдения прав человека и только убедившись, что они не были нарушены, приступаю к рассмотрению дела по существу.
— Каково Ваше отношение к суду присяжных? В России он действует более 12 лет, и упорно раздаются требования о необходимости его устранения, т.к. страна еще не доросла до такого суда. Слишком много оправдательных вердиктов…
— Я считаю суд присяжных высшей формой судопроизводства. Граждане решают судьбы граждан по факту, не решая ни одного правового вопроса. Примерно в трех случаях из четырех выносится вердикт «виновен». Каждого четвертого оправдывают. Оправдательные вердикты не отменяются. Особенно насторожены присяжные к действиям полиции: стоит выяснить, что полиция нарушила закон, — оправдание предопределено.
Если ответчик отрицает свою вину — будет суд присяжных, если признает — дело рассматривает судья. Суд присяжных — дорогое удовольствие. Представьте себе, что процесс занимает длительное время, присяжные живут в гостинице, никуда не отлучаясь, там нет телефона, радио, телевизора, газет, никакого общения с внешним миром. Из суда в гостиницу ходить приходится в сопровождении шерифа. Отбор присяжных — длительная, рутинная процедура. Приходится выбирать из 200 кандидатов. Зачастую на формирование коллегии необходимо намного больше времени, чем на рассмотрение дела. Такой суд необходим в демократическом обществе. Американцы не жалеют денег на суд присяжных, видя в нем гарантии соблюдения прав, а считать деньги в Америке умеют. Впустую их не тратят.
— Не слишком ли много оправдательных вердиктов? Что, так плохо работает обвинение?
— Это адвокаты работают хорошо, — смеется мой собеседник. — Присяжные, особенно афроамериканцы, к полиции относятся крайне настороженно. И для этого, к сожалению, есть основания.
Присяжные заседатели не знают права, но знают жизнь. Человеку присуще чувство справедливости. Для того чтобы ответить на вопрос, доказано ли обвинением преступное действие, совершил ли его ответчик и виновен ли он, достаточно быть совестливым человеком здравого ума, а все правовые вопросы решит судья, выслушав прокурора и адвоката, уже без присяжных, но в соответствии с вынесенным вердиктом.
— А как же борьба с преступностью?
— Как Вы сказали? Борьба? Но это — дело правительства, а не суда. Если власти кого-то обвиняют, пусть и докажут вину.
Перед приездом в Россию я рассмотрел дело по обвинению афроамериканки в продаже кокаина. Ее застала полиция на месте преступления. В сумке еще было приготовлено 10 упаковок. Доставили ко мне, обвинив в продаже и хранении наркотиков. Адвокат заявил, что у полиции не было надлежаще оформленного ордера: не было одной подписи. Спешили взять с поличным.
Решение: задержанная должна быть на свободе, потому что полиция действовала незаконно. Я понимаю, что иногда это принять трудно, просто невозможно. Как это так, такой незначительный промах полицейского и — на свободу. Как же бороться с преступностью? Только неукоснительным соблюдением закона. Это единственно возможный способ принудить полицию уважать конституционные гарантии, устранить попытки пренебрегать ими.
Убежден, что и для вас это требование — единственная возможность заставить полицию не нарушать законы. Существует даже понятие: знаю, что виноват, но вынужден прекратить дело и отпустить, т.к. был нарушен закон.
Так же довольно часто приходится принимать компромиссные решения при рассмотрении вопроса об аресте, т.к. бывает, что на день рассмотрения ходатайства об аресте в тюрьме нет свободных мест. У нас очень строго соблюдается это правило. Начальник тюрьмы не примет арестованного, если тюрьма заполнена. Поступить по-другому — это тоже нарушение конституционного права. В камеру на двоих третьего не посадят. Поэтому прежде, чем принять решение, я всегда интересуюсь, есть ли места в тюрьме.
Вообще надо стремиться, чтобы государство имело как можно меньше влияния при отправлении правосудия.
В этом отношении больших успехов добилась Англия и Уэльс.
Санкцию на арест до суда уполномочен государством дать только судья магистрат, общественник, не получающий зарплату и никому не подчиненный.
Судебные заседания по уголовным делам проходят без прокурора. Обвинитель есть, но он адвокат. Поединок ведут адвокаты-барристеры, один против другого. Такой порядок был установлен в 1986 г., когда после одного процесса выяснилось, что полиция сфабриковала доказательства, а королевский прокурор постарался этого «не заметить». Королевская служба обвинения была лишена права выступать в суде. Роль прокурора стал выполнять барристер. Общество считает, что ответчик (обвиняемый) должен знать, что его судят справедливо, и что в суде вообще не должна участвовать государственная власть. Это один из стандартов независимости суда. Суд, конечно, государственный орган, но роль судьи — наблюдать, он, если хотите, — зритель.
— Как же все это происходит в действительности?
— Королевская служба обвинения, взяв у полиции собранные улики, ведет предварительное расследование, и все добытые улики передает барристеру, с которым имеется договор.
— Значит, защищает адвокат, и обвиняет адвокат?
— Нет, адвокат со стороны обвинения не обвиняет. Обвинять должны не участники процесса, а улики. Барристер со стороны обвинения никогда не скажет: «Итак, подсудимый виноват в том-то», он скажет присяжным: «Показания свидетелей такие-то, такие-то улики достаточно вески для вынесения вами вердикта». Кстати, количество оправдательных вердиктов уменьшилось при таких обвинителях. Королевская служба обвинения не может никак повлиять, заставить барристера поддерживать обвинение, если умысел сомнителен, нет достаточно доказательств. Слишком дорога ему его репутация и корпоративная честь. А своего сотрудника-прокурора Королевская служба обвинения может заставить, что она в большинстве случаев и делает.
Такой порядок — надежная страховка от того, чтобы не засудить невиновного. Как тут не вспомнить Ф.М. Достоевского: «Лучше ошибиться в милосердии, чем в жестокости».
— Как составляется протокол судебного заседания? Можете ли Вы внести в него какие-нибудь изменения?
— Я не имею никакого отношения к этому документу. Показания ответчика (подсудимого), свидетелей, потерпевших, экспертов и т.д. записываются синхронно, и секретарь, пока пристав приглашает следующего, успевает передать участникам процесса компьютерную запись показаний допрошенного, которая может быть использована при допросе последующих лиц. Компьютерная запись хранится определенное время, и всегда можно еще раз получить письменный текст судьей, обвинителем, адвокатом и другим участникам процесса.
— Как быть с лицами, которые не могут оплатить услуги адвоката? Эти услуги очень дорогие, например, 500 долларов только за то, чтобы выслушать клиента, за визит. А право на защиту, согласно конституции, имеет каждый с момента задержания.
— В Ассоциации защитников штата имеется достаточное количество квалифицированных юристов — «адвокатов по назначению», т.е. адвокатов для неимущего клиента. Сами эти адвокаты не могут считаться бедными, т.к. их оклады составляют 40-70 тысяч долларов в год. Все это ложится на местный бюджет и обходится в каждом штате в несколько десятков миллионов долларов.
В Американской конституции имеется четвертая поправка, на которой основаны гарантии гражданам страны от произвола властей и произвола полиции, в частности. Моя обязанность судьи — неукоснительно не на словах, а на деле выполнять эти требования. При этом необходимо отметить, что система судопроизводства так построена, что нарушить закон очень сложно. Все на виду, все записывается, заседания открыты, и от прессы не спрятаться; в любом, даже административном деле — адвокат, который не допустит нарушение закона. Напишут такое, что, как у Вас говорят, «мало не покажется».
— Есть ли у адвокатов какие-либо ограничения в общении с ответчиком (подсудимым) в ходе судебного разбирательства?
— Практически никаких: адвокат, как и прокурор, свободно ходит по залу. Может передать своему клиенту записку, может что-либо ему на ухо подсказать. Проверить содержание этой записки никто не вправе. Мне уже задавали на встрече со студентами юридического факультета в Москве похожий вопрос. Мой ответ вызвал недоумение: как же так, адвокат может «подучить», что ответить на вопрос прокурора? Я им пояснил, что адвокат обязан и должен это делать. Это одно из условий состязательного процесса.
— Как допрашивают свидетелей в суде?
— Свидетеля приглашают в зал заседания. Удостоверяются, что это — та личность, которую вызвали. Предупреждают об уголовной ответственности за лжесвидетельство. Верующий дает клятву на библии, атеист — без библии. Наказание за лжесвидетельство очень суровое, т.к. ложные показания могут повлечь тяжкие последствия для ответчика, и свидетели это в основном понимают. Если выяснится, что ответчик (подсудимый) приговорен к высшей мере наказания по ложным показаниям, то сам автор этих показаний может быть приговорен к высшей мере наказания.
— Как и из кого формируется в штате, где Вы работаете, судейское сословие?
— Все лица, получившие диплом о высшем юридическом образовании, исключая тех, кто остался в университете заниматься научной деятельностью, вступают в Адвокатскую ассоциацию и лишь спустя некоторое время, сдав серьезный экзамен по конкретной специальности, могут окончательно определиться на какой-то работе. Президент без согласия ассоциации адвокатов, да и Сенат не примет кандидатуру судьи.
В США более 500 тысяч адвокатов, но сюда входят и юрисконсульты. В уголовном судопроизводстве занято не более 4-5%. В судьи приходят в подавляюще! большинстве случаев из адвокатуры самые лучшие авторитетные адвокаты. Считается, что прокурору, проработавшему 15-20 лет, трудно с прокурорской психологией перестроиться в судью. Стать судьей довольно трудно и сложно. Судья — одна из самых почетных уважаемых, даже после отставки по возрасту, фигур.
— А есть ли у Вас телефонное право?
— Простите, а что это такое? Законодательство по телефонизации? О прослушивании?
— Когда я объяснил О. Куку, что я имею в виду, он несказанно удивился и спросил у меня: «Разве такое может где-нибудь быть?».
Дипломатично, прямо так и не ответив на этот вопрос, я поблагодарил О. Кука за интервью и выразил желание, если будет такая возможность, встретиться еще раз, т.к. у меня к нему имеется еще много вопросов.
ЛЕОНИД ГЕЛЬФАНД http://www.advpalataro.ru/
